Русское оружие не может не привлекать авторов исторической беллетристики. На раннем этапе истории разве что эпизоды, связанные с походами и завоеваниями, способны привлечь интерес читателя. Однако, как только беллетристика переходит в публицистику (например, часто, при всех достоинствах этим грешил В.Иванов, если вспомнить его романы "Русь изначальная" и "Повести древних лет"), появляется искушение заявить, что наша страна самая-самая, и ее оружие настолько оригинально и победоносно, что лишь сугубо мирный характер нашего народа помешал ему еще до принятия христианства вымыть сапоги в Атлантическом и Индийском океанах. Чем более уперт автор в идею "Россия - родина слонов", тем чаще всплывают в его речи "русские мечи", "славянские топоры", "русские панцири", играючи пересиливающие натиск степняцких сабель и крепость западноевропейских панцирей. Но был ли мальчик? Легче всего сказать, что Россия не породила ничего оригинального в области вооружений, так что "русские мечи" есть пустое сотрясение воздуха. Попробуем изучить русский вклад в мировую оружейную мысль. Восточнославянские племена вышли на историческую арену во времена наибольшего могущества Римской империи, примерно во времена императора Траяна. В те времена они были источником поступлений так необходимого империи хлеба. Не зря в поднепровье так много кладов римских монет, датирующихся именно этой эпохой. К этому времени они успели прийти в себя от сарматского нашествия IV в. до н.э., которое отбросило богатеющее общество, успешно торговавшее с греками, обратно к первобытности. Никаких особых оружейных комплексов досарматского времени археология не обнаруживает; напротив, Геродот был изрядно прав, не разделяя резко скифов и сколотов - "скифов-пахарей": по крайней мере, в области вооружений оба народа составляли единую материальную культуру, пользуясь единым комплексом вооружений, характерным для степи. Его основу составляли лук, легкое копье, щит и легкий топорик. Вряд ли стоит приписывать сколотам такую же, как у скифов, любовь к длинным кинжалам "акинак" - достаточно давно доказано, что акинак у скифов входил в комплекс атрибутов бога войны, и использовался в религиозных обрядах. Сколоты не были народом, чье благосостояние зависело от походов в чужие земли, их сословие "всадников" еще только собиралось складываться, так что акинак с его фаллическим эфесом, символизирующим мужественность, мог попасть в славянское поселение только как трофей. Сарматы, придя со стороны Центральной Азии, принесли с собой немало интересных идей в области вооружений. Осев на бывшие скифские кочевья и воспользовавшись их связями с "цивилизованным миром", они продолжили эволюцию своего, достаточно интересного, оружейного комплекса. Они пользовались кольчугами, превратили копье в длинную (около 3 м) пику, к III в. применяли металлические набедренники, их конники носили двуручные мечи ( с рукоятью в 2-2,5 хвата ладони) длиной около метра. Однако, ничего, похожего на этот комплекс у славян не сохранилось, хотя племена ясов (алан), входившие в общий поток сарматских племен, на северном Кавказе донесли этот комплекс до прихода монголов. Это лишний раз говорит о том, что в те времена славянам Поднепровья было до чего угодно, только не до развития собственных вооружений, учитывавших опыт соседей. Во времена возвышения Восточной Римской Империи славяне были подхвачены Великим Переселением Народов. Трудно сказать, насколько славяне участвовали в чужих походах на Рим, но, по крайней мере, их ближайшие соседи готы изрядно пополнили добровольцами ряды гуннов - как утверждают филологи, "аттила" по-готски означает отец, и, следовательно, в наступавшем войске должно было быть много готов, принесших безымянному полководцу готское прозвище. Опять же, традиционно мнение, что в трактате Прокопия Кесарийского "О войне с готами" показан арсенал не только готов, но и славян. Он донельзя традиционен, и во многом применим, например, и для германцев с "варварской" стороны Рейна, с которыми империя долго и безуспешно воевала: дощатые щиты в качестве основного средства защиты, малые луки, дротики, топорики и дубины. Типичное оружие лесных охотников, не живущих войной, хотя и допускающих распри с такими же племенами по соседству. В V-VIII вв. Поднепровье постепенно входило во вкус торговли с дальними странами, отращивая зубы для походов на юг и юго-запад. На повышении агрессивности племен не могло не сказаться положение "проходного двора восточной Европы" - уже после гуннов славян "звали с собой" как минимум авары, не считая собственных экспедиций по славянской колонизации Балкан. Однако, ничего сугубо интересного славяне на полуостров не занесли, пользуясь все тем же лесо-степным арсеналом. Да и, откровенно говоря, прямой бой с войсками Византии, стоявшей тогда во всей своей мощи, в планы пришельцев не входил, так что не было необходимости менять арсенал под изменение боевой ситуации. Серьезно складываться арсенал киевских князей стал не ранее VIII в., когда они смогли "раскрутить" племенной союз полян до способности поглощать соседей, начиная с северян. К этому времени о киевских князьях стали упоминать и арабские геограафы. Так, арабы знали страну Куявию; в другом трактате, а именно (....) говорится о кагане страны Рус, у которого "много прекрасных кольчуг". Уже стало общим местом упоминание хазарской дани "по мечу с дыма", хотя трудно сказать, была ли это дань оружием или людьми в войско кагана. Ибн Фадлан в своем трактате IX в. описывает вооружение русов, проплывавших через земли вятичей. Он упоминает мечи, боевые ножи, топоры и кольчуги, в общем, обычный европейский набор. Тем не менее, некоторые отклонения от набора своих восточных или западных соседей в ранней киевской руси все же были, по нескольким причинам. Первое. Русь стояла на уникальном месте, соединяя Восток и Запад. Русские оружейники и воины имели возможность комбинировать и компилировать разработки обоих миров - степного и лесного, - то, чем ранее для Европы занималась Византия. В результате, сложился комплекс, в принципе, аналогичный вооружению империи Карла, но шире использующий достижения степного мира.Степные воины рано начали пользоваться пиками (вместо копий с широкими наконечниками), освоили не только обоюдоострый меч, но и саблю, разработали клевец и булаву; в отличие от западноевропейских дружинников они задолго до Крестовых походов начали снаряжаться в два доспеха (пластинчатый панцирь поверх кольчуги), так что, пожалуй, лишь недостаточно развитое кузнечное производство помешало Руси перенять опыт и еще в правление князя Аскольда снарядить самое тяжелобронированное войско в Европе, которую смогли как-то цивилизовать на восточный лад лишь венгерское "Обретение Родины" в IX в. да контакты с арабами. Второе. Пока западное металлургическое производство только набирало обороты, обычным делом была ситуация, когда Европу представляли слабобронированные и малоорганизованные отряды, в то время как с востока им противостояли тяжеловооруженные конники на службе у мощных степных государств. Русь служила своеобразным демпфером, смягчая разницу и приводя ее к чему-то среднему. Наступательное и оборонительное воооружение дорабатывались в сторону повышения мощности и эффективности - на степной манер. После того, как Запад смог вывести свои ремесла на массовое производство, особенно ближе к Столетней войне, синтетическая роль русского оружейного дела сыграла в реверсивном направлении, облегчая западные модели, или разбавляя комплексы тяжелого вооружения комплексами более легкой конницы. На этом этапе Русь уже не была одинока, тем же самым занимались также Венгрия и Польша, а позже - Италия и Турция. Итак, раннесредневековый комплекс вооружений, унаследованный частично от бронзового века (где основным наступательным оружием были копье и топор), был рассчитан на бой пехоты, прикрытой щитами, которые защищают ряды бойцов, пока два войска переправляют друг в друга все, что можно метнуть, от копий до метательных молотов. На сближении бойцы избавлялись от щитов (отдавали их специальным помощникам, как в Ирландии или Скандинавии, или закидывали их за спины на плечевой ремень) и устраивали примитивную резню недлинными копьями, топорами и мечами (боевыми ножами). Чем более развитым становилось военное дело, чем более профессиональным становилось войско (от племенного ополчения до дружин), тем более полным становилось снаряжение. Появился доспех, причем из различных материалов. Стоит заметить, что, вопреки обычному заблуждению, доспехи из кожи, стеганой во много слоев ткани, войлока и друих материалов обычно отличаются от металлических (кольчатых и пластинчатых) не столько мощностью и прочностью, сколько долговечностью, поскольку в доспехе важен не материал, а технология его применения и толщина протектирующего слоя, так что не стоит недооценивать бронированности войска, даже если металлический доспех в нем малочислен или отсутствует. Стеганые гамбизоны применялись Европой вплоть до Столетней войны, стеганые халаты служили успешной защитой на Востоке вплоть до отказа от доспеха вообще. Поэтому, зная о широком применении органических материалов по обе стороны Руси, мы можем успешно экстраполировать на Русь чужой опыт, и по-другому осветить вопрос "были ли знакомы доспехи русским воинам, или для них это было слишком дорого?". Русское вооружение раннего Средневековья отличалось от общеевропейского в первую очередь большим упором на конный бой. Если для англосаксов лошадь предводителя была скорее статус-символом, и лишь его телохранители (huscarles) могли войти в бой верхом, то для Руси конная дружина была, скорее, правилом ведения боя, унаследованной, заметим, еще с сарматских времен. Из этого следует вывод, многократно подтверждаемый данными истории и археологии - европейское оружие, попадая на Русь (что было, однако, редким казусом), переделывалось из соображений "степного пользователя". Так, традиционный каролингский меч делался с толстым широким навершием, по ширине соответствующим толстой и широкой гарде. Это оружие так плотно обнимало руку, что было невозможно рубить им иначе, как серединой клинка и на близком расстоянии. Может быть, из-за реалий контрабандного промысла (клинки мечей было запрещено вывозить из империи Карла), может быть, из-за нежелания следовать манере боя "от производителя", мечевые клинки развозились по всей Европе и части Азии, где монтировались исходя из пожеланий заказчика. Русские клинки в IX в. впервые в Европе получили характерный Х-образный эфес, образованный изгибом гарды и округлой формы нижней части навершия, упирающейся в руку (таков дизайн, например, известного меча с клеймом "Коваль Людота"). Позже, ближе к X и XI веку, округлое навершие и U-образная гарда стали общим местом европейского оружия. Но приоритет здесь принадлежит Руси, объединившей компоновку каролинга (массивный эфес) с требованиями степного клинка (минимальные габариты навершия и гарды, оставляющие кисть свободной). В более позднее время модели русских мечей полностью совпадали с европейскими. Через Русь же пришло в Европу и ударное оружие, в первую очередь шипастая булава и кистень. Восток к этому времени уже столкнулся с проблемой пробивки металлического шлема, которая была решена через разработку специального дробящего оружия. В южнорусских степях X в., во время противостояния Хазарскому каганату, была заимствована хазарского образца булава с четырьмя гранеными шипами, на добрых двести лет ставшая основой дизайна головок булав. Примерно в это же время появился и кистень - утяжеленная плеть с грузиком на конце; сперва грузик делался по традиции роговым, посаженным на сквозной штифт; к XII в. было налажено производство литых бронзовых, с залитой свинцом внутренней полостью. Восточный кистень дожил в русском войске до Смутного Времени, не изменясь в размерах, поскольку его вполне хватало на контузию головы в кованом шлеме. Западноевропейский вариант, подхваченный через посредство Венгрии и Византии, был менее удачен. На нем сказалась манера перетяжелять оружие в угоду убойной силе; он трансформировался в пехотный боевой цеп (Kettelnmorgenstern) на двуручной рукояти и "боевой бич" из гири на длинной цепи, мнущие пластинчатый доспех, но тяжелые и неудобные. При том, как показывает практика, 100 грамм веса грузика хватает, чтобы расколоть какую угодно крепкую лобную кость или нанести контузию при попадании в тело. В области топоров Русь не могла похвастаться оригинальными моделями. Конники пользовались одноручными степняцкими "чеканами", с молоточком на обухе для стабилизации удара. Пехота продолжала применять топоры с треугольным лезвием ("датские"), тяжелым оружием служил скандинавский же bartaxt - бородовидная секира, у которой лезвие расширялось за счет оттянутого вниз нижнего края, что давало узнаваемый "бородатый" профиль. Копья Руси были не то чтобы оригинальны по конструкции, но предпочтение отдавалось степняцким наконечникам, которые, будучи более узкими, меньше застревали в теле, чем листовидные западноевропейские. Почти решен вопрос с происхождением русской рогатины. По крайней мере, в польском языке это слово является заимствованием из русского, притом, мало где встречались модели коротких копий с настолько широким и длинным наконечником. Перекладина под наконечником (за который, по традиции, копье и получило название), однако, не является обязательной; более того, копья с перекладиной были прекрасно известны по германским "кабаньим копьям" раннего Средневековья. Полноценным боевым оружием, сравнимым по частоте применения с позднесредневековым протазаном, рогатина, однако, не стала, так и оставшись полуохотничьим оружием. Русские шлемы вряд ли являются таковыми. Самые известные образцы (например, из кургана Черная Могила) представляют типичный степной дизайн - двух- или четырехчастные сфероконические колпаки, скрепленные наложением краев (венгерский тип) или полосами. Кольчужный полог ("бармица") встречался чаще, чем на Западе, где в основном применялся кольчужный капюшон-подшлемник, но шлем, надетый просто на голову, скорее всего, стоит рассматривать по ведомству "русской клюквы" - конструкторская мысль уже тогда додумалась до разнообразных мягких амортизирующих подшлемников. Поскольку свои боевые качества кольчужная ткань показывает только при наличии амортизатора, стоит считать шлемы с круговой или частичной бармицей лишь частью защиты головы, дополняемыми стеганым колпаком, защищающим голову сверху и по бокам, возможно, заходя и на шею. Шлемы с полумаской вряд ли являются современниками первого и второго Крестовых походов - скандинавы знали их еще в Вендельскую эпоху (VI в.), в степях они появились ненамного позже. Пожалуй, стоит считать типично русским дизайном шлема кованое полусферическое или сфероконическое наголовье с полумаской, снабженное круговой бармицей, - но лишь в масштабе Европы. Шлемы "с личиной" появились в Европе и южнорусских степях практически одновременно. Северные земли, тяготевшие к балтийскому региону, отличались в вооружении от южных меньше, чем это может показаться. Сказывался и интенсивный товарообмен со всеми странами христианского и исламского мира, и привычка звать наемных князей из других русских княжеств, приводящих свои дружины. Отличие сказывалось, скорее, в большем количестве скандинавских и балтийских элементов в вооружении. Совершенно отсутствовал степняцкий кистень (единицы находок против сотен - на Киевщине). Чаще применялось традиционное скандинавское оружие, с годами явственнее проявлялась европейская тенденция бронироваться пластинчатым доспехом. Вряд ли стоит присваивать Новгороду приоритет в использовании европейской бригантины, хотя бы потому что она, в свою очередь, мало чем отличалась от монгольского панциря "хуяг", он же куяк, который был более чем хорошо знаком мастерам в русских княжествах. Самым, пожалуй, сомнительным местом в русской оружейной истории выглядит эволюция сабли. Это оружие, принесенное из Центральной Азии волной венгерских переселенцев, попало в Европу к IX в. Историкам известен "Меч Аттилы", он же "Меч Карла Великого", изготовленный венгерским оружейником в IX в., попавший в императорскую оружейную. Это не первый однолезвийный клинок Европы; известны также и гуннские мечи, более примитивного дизайна и почти без изгиба. Однако, именно сабля венгерского образца, со слабым изгибом клинка и сильным изгибом рукояти, стала основной саблей восточной Европы в раннем Средневековье. Интересно, что никаких следов русского влияния на это оружие не зафиксировано, хотя даже на Збручском идоле сторона воинского бога представлена конем и саблей либо палашом с характерным изгибом рукояти. Забавно также, что и в исламском мире сабля ощутимо потеснила обоюдоострый меч лишь в XII в. Сабля эпохи Крестовых походов в восточной Европе - это слабоизогнутый клинок, равномерно сходящий на острие. Известно довольно много сабельных клинков этого типа, и ни один из них не является достоверно русским, хотя сабля в русских землях интенсивно применялась еще со времен прихода венгров. Какое-то оживление в производстве сабель начинается в последние века правления лишь в XIV-XVI вв. На Востоке в это время разрабатываются новые, более мощные, модели сабель, в первую очередь иранский шамшир. Однако, русское влияние на дизайн сабли отсутствует и тут; хотя, надо сказать, употребление сабли возросло, в ущерб обоюдоострому мечу. Меч все больше теряет свои позиции, уступая персидской, а после - польской и турецкой сабле. Как ни странно, поляки были более успешны в разработке своей модели сабли. В эпоху, когда основной разновидностью сабли стала сабля с широким ровным клинком, они разработали несколько моделей, слабо опознаваемых конструктивно (баторовка, карабела и т.п.), но имевших одно четкое отличие: впервые с момента создания этого оружия владелец получил защиту не только в плоскости клинка, но и от ударов, скользящих вдоль его плоскости. Типичное польское кольцо на эфесе, приваренное на крестовину сбоку, прекрасно защищало большой палец от отрубания, на чем строилась изрядная часть приемов тогдашней сабельной рубки "в крест". Кроме того, польские сабли часто имели опущенный книзу передний ус гарды, формирующий незамкнутую кулачную скобу. Русские мастера подобными изысками похвастаться не могли, ограничиваясь монтажем клинков на традиционные степные либо "польские" эфесы, притом клинки часто привозились из стран ислама, как раньше мечевые - из империи франков. Не до конца исчезнувшая из русской армии после "западнических" военных реформ Петра I, сабля была обязана своим существованием, однако, не исконной русской "восточности", а наметившейся в войсках Европы моде на восточные военные разработки, когда распространились отряды улан и гусар, а также была перенята польско-венгерская сабля (хотя некоторые оружиеведы считают, что основной причиной стало выяснившееся в ходе наполеоновских походов в Египет превосходство шамшира над традиционной тяжелой шпагой в конной рубке, и перенят был именно шамшир, для удобства перенасаженный на более привычный эфес). Непрерывной традиции в ее применении не было, более того, каждое следующее перевооружение кавалерии объяснялось чем угодно, только не боевыми качествами нового образца. Однако, вернемся к русскому оружейному комплексу. После того, как привычное мироустройство "Европа и немирные степняки" было разрушено походами Батыя, Европа была вынуждена посмотреть на восток пристальнее. Так, в обиход повсеместно вошла распашная одежда, некоторые страны откровенно развернулись в сторону торговли с восточными странами (в первую очередь, итальянские города-государства). Не избежала этого и Русь. Причин тому было две: во-первых, подпав под вассальную зависимость от империи монголов, Русь уже должна была идти в кильватере монгольской политики и монгольских нравов. Во-вторых, русские княжества были настолько обескровлены тем, что монголы вырезали или угналди в рабство большинство населения, что развитие ремесел, опиравшихся на непрерывную многовековую традицию, нужно было начинать сначала, и XIII век стал для Руси лишь передышкой перед самым началом долгого подъема, а не последней ступенью к технологическому рывку, который произошел на Западе в XIV в. В этих условиях проще было принимать новые правила игры, а не тратить скудные после монгольского грабежа деньги на закупки западных ноу-хау. "Монгольского" времени снаряжение русского воина было еще более ориентировано на Восток. Оружие осталось, в принципе, тем же, но исчезла синхронность заимствования западных новинок. В поисках утяжеления доспеха Русь пошла по восточному пути, развивая кольчато-пластинчатый доспех, менее технологичный, чем европейский "готический" XIV в. Не стоит лишь переоценивать закованность западного рыцаря в железо - по записям из оружейной герцога Карла Смелого, даже в Бургундии, стране-гегемоне западной Европы XIV в., полной защиты ног и рук не имели доспехи 50 % высшей аристократии. Не разрывая окончательно связей с Европой, Русь не могла, тем не менее, разработать всех европейских технологий, по возможности закупая их. Для литья пушек нанимались иноземные мастера, приглашались иностранные архитекторы для строительства крепостей. Честно говоря, неизвестно, что должно больше льстить русскому самолюбию - что шатровые крыши кремлевских башен представляют чудо русской архитектуры, или что сама крепость является шедевром итальянского крепостного зодчества и в ее постройке участвовал ученик Леонардо да Винчи. Но все когда-нибудь кончается, Русь добилась разрыва связей с Ордой и опять оказалась между Востоком и Западом. С востока ее подпирали легкоконные отряды крымских ханов, с запада - Речь Посполитая, владеющая Киевскими землями, и амбиции новых хищников - Ливонского ордена и Швеции. Теперь уже у Руси не было второго центра производства - для централизации страны Новгород был поглощен Москвой, и потерял прежнее значение. Единый же стандарт вооружений плохо подходил для войны на обе стороны; единственное облегчение состояло в том, что основные противники на Западе - Польша и Литва - были сами изрядно разбавлены восточным влиянием. Основной напор растущего государства пришелся на обломки Орды, уже изрядно ослабевшие, да и ведущие войну в привычной степной традиции. На западе же война оказалась не такой легкой; после побед а Ливонской войне страна получила серьезное поражение в Смутное Время, от которого оправилась лишь в правление Петра. Но, все же, основной причиной военных реформ Алексея Михайловича по переводу армии на "иноземный строй", продолженных Петром, было, пожалуй, не превосходство западного оружия - ведь Османская империя побеждала, обходясь традиционным оружием, вплоть до русско-турецких войн. Причина крылась в производстве, снабжающем этим оружием армию. Западные мануфактуры справлялись со снабжением войск гораздо успешнее, чем русские ремесленные слободы. Пока не была развернута собственная промышленность по западному образцу, всех усилий страны действительно хватало лишь на два полка "иноземного строя". Фактически, бой "старорусского" с "новоевропейским" выиграли именно мануфактуры, а не достоинства европейского оружия или доблесть европейских армий. А.Кияйкин
|